Реконструкция древних животных

Введение

Мы продолжаем тему палеонтологической реконструкции. И если в прошлой статье мы говорили о том, как развивался палеоарт, то сейчас пришло время подвести итог и узнать, к чему привело это развитие.

Есть замечательная книга Даррена Нейша «Все минувшие дни». Автор, палеонтолог, между прочим, рассказывает об ограниченности науки в деле реконструкции внешнего вида древних существ и приводит соответствующие примеры. Примеры получаются жуткими. Если бы палеонтологи будущего изображали современных нам животных по ископаемому материалу, то на свет появлялись бы монструозные страхолюдины, имеющие мало общего с действительность.

Книга по сути – эдакое палеонтологическое хулиганство, шутка для своих и повод задуматься над возможностями науки. Но кто же в эпоху постиронии способен отличить троллинг от искренней уверенности? Да и этот ваш палеонтологический юмор…

В общем, немало людей восприняли её в лоб. Вот как написано, так и есть. Не умеют палеонтологи реконструировать внешность животных с какой-либо приличной точностью. Вон, посмотрите, кого они могли изобразить, найдя череп бегемота! Кожей обтянут череп, зубы пострашней нарисуют, и думают, что пипл схавает. И вообще, кто видел этих ваших игуанодонов?
А между тем, если разобрать все то, что пишет Нейш, да применить к палеонтологии реальной, то мы увидим, что он существенно занижает возможности науки, низводя ее до состояния конца XIX – начала XX века.

Хотите знать, какую информацию художнику может дать палеонтология в 2021 году на самом деле? Для этого нужно взять простой, окаменевший…

Скелет

Начнем с основы основ – со скелета. Без него говорить о какой-либо точной реконструкции смысла нет. И заранее сделаем небольшую оговорку: в этой статье мы будем говорить о реконструкции только животных и только позвоночных, иначе до конца статьи вы дочитаете только через неделю.
Если до барона Кювье скелет сообщал только одно, «был живой, стал мертвый», то сегодня он дает 90% информации о животном.

Идеальных скелетов мало, порой это вообще единичные находки. Тут многое зависит от распространенности животного, от условий сохранности его остатков, да и от возраста окаменелостей. Найти много великолепных скелетиков книгтий (Knightia sp.) в эоценовых отложениях Грин-Ривер куда проще, чем один целый скелет дромеозавра или кого-то из ранних амфибий.
В большинстве случаев скелет неполный. В подавляющем большинстве случаев – вообще отдельные его фрагменты, большая часть которых малоинформативна.

Что делать, если не хватает костей? Правильно, дорисовать. Скажете: ага! Вот простор для творчества, рисуй что хочешь. Да пожалуйста. Можно смилодону пририсовать крылья, а иностранцевии еще одну пару лап и рога на голове. Только вот научной реконструкцией такой рисунок не будет.

Чтобы предположения об анатомии животного были обоснованными, его нужно в первую очередь классифицировать. Некоторые зауроподы известны по находкам отдельных позвонков. У ихтиозавров специфическое строение ласт. Птерозавра может выдать структура костной ткани. Но вот если найден череп, то можно считать, что выпал джек-пот. Вся эволюционная история позвоночных находит отражение в анатомии и морфологии элементов черепа, и допустить какую-то серьезную ошибку в классификации тут сложно. Собственно, большинство видов древних позвоночных описаны благодаря находкам черепов или хотя бы их частей.

Определенная путаница может возникнуть, если череп принадлежит молодой особи или у животного был выражен половой диморфизм. Тогда он будет описан как остатки отдельного вида. Например, так произошло с нанотираннусом (Nanotyrannus lancensis), оказавшимся тираннозавром-подростком. Но для реконструкции внешности это не так уж важно. Важны общие закономерности строения. Если череп принадлежит представителю семейства кошачьих, то никаких рогов, крыльев и копыт у его хозяина не будет по умолчанию. А будет скелет как у среднестатистического сферического в вакууме котика с поправкой на размеры. И изменить это представление смогут только новые находки.

На котиках это звучит неплохо, потому что мы знаем, как выглядят котики, даже большие. А вот как выглядит хищное копытное весом в тонну? Эндрюсарх (Andrewsarchus mongoliensis), крупнейшее наземное хищное млекопитающее, известен по единственному черепу без нижней челюсти. Его размеры и вес высчитываются, исходя из сравнения размеров черепа с черепами медведей. А образ жизни и вовсе непонятен. Поэтому то, что мы видим на изображениях, это скорее обобщенный образ мезонихий, как они представляются сегодня.

В схожем положении были ученые XIX века. Как изобразить игуанодона, если нет даже аналогов подобных животных? Например, как большую ящерицу. В конце концов, игуанодон рептилия, а зубы похожи на зубы игуаны. Рог на носу? – у некоторых хамелеонов есть такой же. Потребовались новые находки и развитие сравнительной анатомии, чтобы кардинально изменить представления об игуанодоне. Рог оказался фалангой пальца, а сам динозавр встал на задние лапы.

Чтобы составить полноценное представление о животном, нужны хотя бы ключевые детали скелета: позвонки, части верхнего и нижнего пояса конечностей, фрагменты передней и задней лапы. Повторяющиеся части вроде ребер восстановить легче, тут сюрпризов нет. Но даже полный скелет не всегда гарантирует правильную реконструкцию. Классическая ошибка – это динозавры, которые опирались на свои хвосты и волочили их по земле до второй половины XX века. Общее представление, что динозавр, это такая большая ящерица, определяло их вид на иллюстрациях. Игуанодон Зденека Буриана выглядит в соответствии с научными представлениями своего времени и отличается от современных изображений. Что изменилось к сегодняшнему дню? Вырос уровень знаний.

Сегодня в распоряжении палеонтологии не только сравнительная анатомия, но и биомеханика, сопромат, развитый математический аппарат и компьютерное моделирование. Имея скелет вымершего животного, можно создать его 3D-модель и на ней изучать возможности опорно-двигательной системы. Можно понять, сколько степеней свободы имеют суставы, как распределяется нагрузка, какова техника передвижения, поза в покое и в динамике. И это, не говоря уже о размерах и массе тела.

Еще одна важная информация, это патологии. Травмы, болезни, аномалии развития – все это прослеживается на скелете и позволяет делать выводы об образе жизни животных. Так, у тероподов (аллозавры и тираннозавры) известны отрывные переломы передних конечностей. Найдены черепа саблезубых хищников (и настоящие кошки, и нимравиды) со следами клыков других саблезубых. Начиная с пермского периода попадаются следы раковых опухолей на костях.

Томография позволяет заглянуть внутрь окаменелости, даже не извлекая её из породы. Можно, например, узнать внутреннее устройство слуховой буллы индохиуса (Indohyus) и выяснить, что оно аналогично таковому у китообразных и отличается от прочих млекопитающих. А значит, этот четвероногий зверек размером с кошку, предок китов и дельфинов.

Гистология окаменевших костей помогает понять динамику и цикличность роста, а это уже дает косвенные данные об окружающей среде или, например, о родительской заботе. 

А если нет ни черепа, ни скелета? В этом случае можно обойтись и зубами.

Зубы

Восстановить внешность животного по одному зубу? Пожалуй, такая задачка понравилась бы Шерлоку Холмсу.

В чем преимущество зубов перед другими костями?
Они прочные и сохраняются в окаменелом виде даже тогда, когда весь остальной скелет разрушен. Кроме того, у многих животных зубы сменяются в течение всей жизни и потеряшки, застрявшие в костях добычи или просто выпавшие, также попадают в геологическую летопись.

Но прочность – это половина дела. Зубы уникальные. Их морфология и строение специфичны на уровне класса-отряда-семейства и зачастую рода. А это значит, что их можно использовать как диагностический признак при классификации животного. Классический пример – акулы. Хрящевой скелет акул практически не сохраняется в виде окаменелостей, зато зубов в некоторых осадочных отложениях можно набрать ведро за неделю.

Многие виды вымерших акул описаны исключительно по зубам, и даже от любимца публики, мегалодона, кроме зубов мало что осталось. Похожая ситуация с мезозойскими млекопитающими. Скелеты этой шерстистой теплокровной мелюзги хрупкие, косточки тоненькие и сохраняются плохо, зато зубы размером в несколько миллиметров можно обнаружить.

Гигантопитека, в отличие от них, мелким назвать нельзя, и скелет у него был точно не хрящевой. Но, видимо, великанов было мало, а условия среды не способствовали сохранности остатков. Гигантопитек известен по элементам нижней челюсти и зубам. Тем не менее, этого достаточно, чтобы классифицировать примата как представителя подсемейства понгины, и установить родство с орангутанами. А размеры зубов позволяют прикинуть размеры и вес самого животного. Да, без скелета эти оценки нельзя назвать точными, но сделать вывод, что взрослый гигантопитек вел исключительно наземный образ жизни можно. Поэтому на реконструкциях он выглядит как гориллоподобный орангутан ростом 3-4 метра.

Ну и самое банальное: по зубу можно не только классифицировать животное, но и определить, что оно ело на завтрак. Это инструмент, приспособленный под определенный тип питания, имеющий определенную форму и несущий на себе следы использования. Методы трассологии применимы не только в криминалистике или археологии, палеонтологи тоже активно их используют. Характерный износ поверхности зуба, царапины, сколы, трещины – все это может рассказать о том, чем питалось животное. А это уже позволяет изображать палеофауну в динамике, во взаимодействии друг с другом и с окружающей средой.

Тираннозавр, нападающий на трицератопса, это реальная картина, потому что есть следы зубов тирекса на костях трицератопсов, в том числе и со следами заживления раны. Точно также реалистичен зауропод, обдирающий хвою с ветвей араукарии: именно о таком питании говорит форма и износ его зубов.

В фильме «Парк Юрского периода» дилофозавр плевался ядом. Без отпечатков мягких тканей такую особенность определить было бы невозможно. Как и наличие яда просто в слюне варанов и агамовых ящериц. А вот с ядовитыми зубами сложнее. На ядовитость могут указывать бороздки и гребни на внутренней стороне зуба, но похожее строение есть и у неядовитых животных, например, у бабуинов. Следы желез и протоков, направленных к зубам, делает предположение о ядовитости весьма вероятным. Такое строение зубов обнаружено у некоторых тероцефалов (Euchambersia и др.).

Следите за гигиеной полости рта и избавляетесь от зубного налета и камня? Вы лишаете будущих ученых важной информации. Изучение микроэлементов и изотопного состава зубного камня, как и эмали, весьма плодотворно.
Например, можно выяснить, питалось животное водными организмами, или наземными, травой или листьями деревьев. Или измерить его температуру. Так, для брахиозавра и камаразавра показатели 36° - 38°C.
Недавний анализ изотопов стронция в бивне мамонта, жившего на Аляске, помог восстановить смену его мест обитания в течение жизни и определить, что он умер от голода зимой или весной 17100 лет назад.

Как видите, даже имея в распоряжении только костный материал, можно восстановить внешний облик, питание, отчасти поведение и даже образ жизни животного. А уж когда есть мягкие ткани…

Мягкие ткани

Кстати, откуда они берутся, эти самые мягкие ткани?
Скажем, в горах и в полярных районах есть вечная мерзлота. Правда, на деле она вовсе не вечная, а многолетняя, и практически вся сформировалась в последнюю ледниковую эпоху.

Плюс в том, что за 700 тысяч лет глубина промерзания грунта и осадочных пород может дойти до 600 метров. Минус в том, что обнаружить чью-либо тушку можно только на поверхности в результате таяния этой мерзлоты. Так что с одной стороны, имеем природный холодильник в Сибири и Канаде, забитый мамонтовой фауной, с другой стороны, большинство этой фауны недоступно для изучения. Да, еще есть горные ледники, в которых регулярно что-нибудь интересное оттаивает, и Антарктида с Гренландией. Ледовый покров в Антарктиде начал формироваться около 30 млн лет назад, и какие находки таятся подо льдом, остается только гадать.

Торфяные болота, песчаные дюны, пещеры тоже могут хранить остатки животных с мягкими тканями в разной степени мумификации. Но, опять же, речь идет о голоценовой, максимум плейстоценовой, фауне.

Куда глубже во времени можно заглянуть с помощью янтаря. Самые ранние находки датируются триасовым периодом, то есть могут иметь возраст до 250 млн лет. Янтарь сохраняет внешние покровы и форму тела в идеальном состоянии, но сами кусочки янтаря невелики. Поэтому найти в нем кого-то позвоночного сложно. А те, кого найдем, скажем так, не впечатляют. Нет, безусловно, ящерицы и лягушки из мелового периода или эоцена интересны. Но в плане реконструкции – и так ясно, как выглядит ящерица. А вот динозавр… Впрочем, покрытый перьями кусок хвоста какого-то мелкого целурозавра возрастом 99 млн лет есть.

Гораздо чаще встречаются не сами мягкие ткани, а их отпечатки. Процесс разложения, идущий параллельно с фоссилизацией, оказывает влияние на химический состав окружающей осадочной породы. В результате образуются минерализованные отпечатки, повторяющие форму кожи, мышц или внутренних органов. В массовом количестве такие отпечатки известны у рыб, в том числе у хрящевых, как у скатов из Грин-Ривер. Реже встречаются отпечатки мягких тканей тетрапод. Но и они есть, например, шикарный отпечаток сципионикса (Scipionyx) с кишечником и мышцами. Или плита со скелетом и мягкими тканями пситтакозавра (Psittacosaurus), позволившая изучить строение клоаки динозавра. В карьере Мессель в Германии найдена целая коллекция остатков млекопитающих и рептилий с отпечатками мягких тканей – от питонов до лошадей.

Изредка бывает и так, что мягкие ткани минерализуются в объемном виде. Это происходит при минерализации мумифицированных остатков, что само по себе большая редкость. И все же известны несколько окаменевших мумий крупных динозавров, а также 3D-слепки амфибий и разных рептилий.

Но, как правило, мягких тканей все же не остается. Впрочем, для реконструкции внешнего вида не так уж важно, как были устроены кишечник или печень животного. А вот мускулатура и жировые отложения важны. Можно ли их воссоздать, имея в распоряжении только скелет?
Жировую ткань по скелету действительно не определишь. Например, без живых примеров невозможно понять, что у верблюда есть один или два горба. Или узнать, что тюлени весьма пухлые создания. О том, что ихтиозавры имели солидный слой ворвани, как у китов, стало известно только после обнаружения отпечатка мягких тканей.

Зато с мышечной тканью все проще. В качестве теоретической подсказки у ученых всегда есть сравнительная анатомия. Строение мускулатуры у позвоночных имеет свои закономерности. Зная, как проходила эволюция, как развивались, например, конечности, можно выявить мышцы, гомологичные таковым у современных животных.
На практике эти выводы проверяются с помощью того же скелета. Мышцы не болтаются под кожей, они крепятся с помощью сухожилий к костям. И вот места крепления сухожилий на окаменелостях прекрасно обнаруживаются. По характеру зоны прикрепления сухожилия можно сделать вывод о строении мышцы. А скульптурные и биомеханические модели позволяют определить объем мышечной ткани.

Частая претензия к палеоарту в том, что морды древних животных выглядят как черепа, обтянутые кожей. И раз уж говорим про мускулатуру, про морду лица стоит сказать отдельно. Они и правда обтянуты кожей, но только в том случае, если реконструируется внешность рептилии или птицы. Дело в том, что у завропсид в целом мускулатура лицевой части черепа развита слабо. Достаточно посмотреть на головы современных крокодилов, птиц, ящериц, змей, черепах и т.д. Другое дело синапсиды. Тут богатство мимических мышц, жирок на щечках, мягкие щеки и губы, закрывающие ротовую полость. Поэтому известный баянистый мем про бегемота к реальности не имеет отношения. Даже не зная, как выглядит бегемот, его бы не стали превращать в острозубое чудовище.
Для человека и его ближайшей родни помогает метод Герасимова, но тут важна статистика, что ограничивает использование метода для позвоночных в целом.

Кстати, у гадрозавров, да и других травоядных динозавров, предполагается наличие щек. А вот горловые или щечные мешки, позволяющие надувать пузыри, как это делают лягушки, уже фантазия художника.
Кроме того, богатая лицевая мускулатура должна как-то снабжаться кровью и быть подключенной к нервной системе. Если следов иннервации и крупных кровеносных сосудов нет, весьма вероятно, что и о развитой мускулатуре говорить не стоит.

Вот с хоботом сложнее. Не зная о такой структуре, было бы практически невозможно восстановить этот чудесный орган. Но и в этом случае вопрос о нестандартной лицевой мускулатуре животного перед палеонтологами бы возник. На это намекают смещенные к глазницам и расширенные носовые отверстия, особенно если лобные кости образуют такой острый вытянутый клинышек. Ну и та самая иннервация с кровоснабжением. То есть, очевидно, что какой-то развитый мускульный орган на месте носа должен быть.
Интересно, что признаки, которые могут свидетельствовать о наличии хобота, есть и у некоторых зауроподов. Серьезных подтверждений пока не обнаружено, но вполне может оказаться, что у брахиозавра был хоботок, как у тапира.

Итак, мы обтянули скелет мышцами, добавили жирок туда, где он точно должен быть, осталось восстановить внешние покровы.

Кожа, шерсть и перья

Кожа животных и её производные сохраняются по-разному, и лидерство тут у костных структур. А именно – у остеодерм. Это такие окостеневшие пластинки, образующиеся в коже и не имеющие отношения ни скелету, ни к чешуе. Максимального развития они достигают у черепах и анкилозавров, сливаясь в пластины панциря. Развитыми остеодермами могут похвастаться крокодилы, есть они у прочих рептилий, но при этом не надо их путать с чешуёй. Кстати, о чешуе. Рыбья чешуя – это тоже костные пластинки разных типов.

Роговые образования хоть и твердые, но сохраняются хуже. Они состоят из особых белков, кератинов, и как правило разлагаются. Например, от чешуи рептилий не остается ничего, разве что отпечатки. И по отпечаткам можно определить, что у тех же динозавров чешуйки были разной формы, разного размера в зависимости от расположения на теле.

Роговые чехлы, покрывающие отростки черепных костей, когти, копыта, клювы сохраняются редко или не сохраняются вообще. О них можно узнать исходя из сравнительной анатомии, или по строению костной основы. Правда, эта основа не всегда соответствует роговому образованию. В случае с носорогами, сделать вывод, что бугор на морде является основанием крупного, более метра, рога, невозможно. Мы это знаем, потому что есть живые носороги, туши и изображения вымерших.

С самой кожей при реконструкции проблем нет, пока дело не доходит до кожистых складок. И тут опять все упирается в сохранность остатков. Бывает, что встречаются отпечатки кожи, таковые есть даже для эриопса, амфибии, жившей в каменноугольном периоде. Но, как правило, кожи нет. Поэтому, если у динозавра были складки на горле как у некоторых ящериц, или щечные пузыри-резонаторы, без отпечатков мы этого не узнаем.

Несколько проще в ситуации, когда кожа натянута на какую-то основу, например, на остистые отростки позвонков. Паруса диметродонов и эдафозавров тому подтверждение. На костях остаются следы кровеносных сосудов, можно определить, как проходили спинные мышцы и располагалась соединительная ткань. В общем, сомнений на счет их парусов нет. А вот с назначением длинных отростков позвонков у спинозавра вопросы есть, потому что их строение иное. И тут варианта три: поддержка горба; парус, аналогичный таковому у диметродона; и кожистый гребень со слабым кровоснабжением. Точный ответ дадут только новые находки.
Могли бы подобные варианты возникнуть при реконструкции бизонов при отсутствии живых аналогов? Сложно сказать, опять же, все зависит от сохранности окаменелостей и той информации, которую из них можно извлечь.

Ну а перепончатые крылья птерозавров? Аналоги таких перепонок есть у современных рукокрылых. Но даже и без них можно было бы догадаться о строении крыльев летающих ящеров. Сама анатомия птерозавров четко говорит о том, что перед нами животное, умеющее летать. При этом строение передних конечностей отличается от такового у птиц и не подходит для полета с помощью перьев. Однако, палеонтологам повезло, ведь отпечатки перепонок птерозавров имеются в том же Зольнхофене, что дает возможность изучить их весьма сложное строение. Кстати, пикнофибры, их покрывающие, тоже сохраняются на отпечатках, что позволяет изображать птерозавров покрытыми чем-то вроде шерсти. Но не шерстью.

Шерсть – изобретение синапсид, и больше ни у кого её нет. У млекопитающих в настройках шерсть стоит по умолчанию, и тут скорее нужно доказывать, что её нет. Например, у древних и еще четвероногих китов. Наличие шерсти допускается у циногнатов, предков млекопитающих, и под вопросом у более ранних терапсидов. Причем вибриссы могли появиться гораздо раньше шерсти. Так что иностранцевия могла быть похожей на кота-сфинкса, голокожей и с усищами.
Вот колючки, как у ежей и дикобразов опять под вопросом. Это производное шерсти, но без отпечатков о них невозможно узнать.

Аналогом шерсти у диапсид выступают перья. Они и служили изначально той же цели, сохранять тепло. И только потом выяснилось, что с их помощью можно летать. Перья известны только у архозавров, и из них только у динозавров (ну и птиц, само собой). Если перья и пикнофибры птерозавров имеют общее происхождение, то появление их гомологических предшественников сдвигается в ранний триас. А значит, архозавров допустимо изображать с щетиной или чем-то подобным.

Не все динозавры щеголяли в перьях, но некоторые абсолютно точно были пернатыми. Предположения об этом возникли еще в 70-х, при изучении дейнониха, но точно подтвердились только к середине 90-х годов XX века.
Наличие перьевого покрова установлено для представителей 8 семейств тероподов, а общее число видов оперенных нептичьих динозавров приближается к 60. Из них некоторые, вроде микрораптора, были способны летать. Все остальные были вполне себе наземными животными разных размеров. С большой долей вероятности пернатыми были все дромеозавры и троодоны. Причем самым крупным на сегодняшний день оперенным динозавром считается девятиметровый ютираннус (Yutyrannus). Возможно, перья в качестве детского пуха имели очень широкое распространение и исчезали с возрастом у части динозавров.

С шерстью и перьями определились. Но как узнать, какого они были цвета? Обычно никак. Черно-белую окраску зебры или яркое оперение райских птиц было бы невозможно восстановить, даже имея отпечатки покровов тела. Или все-таки можно?
На помощь приходит изучение окаменевших пигментных клеток, меланосом. Конечно, далеко не всегда они сохраняются. Но у некоторых динозавров в отпечатках перьев и кожи они есть. Например, точно известно, что микрораптор (Microraptor) был черным с синими переливами. А синозавроптерикс (Sinosauropteryx) – рыжий с полосатым хвостом и «маской» как у енота.

Но в целом с определением цвета вымерших животных палеонтологи сегодня в том же положении, что и в XIX веке с определением локомоции. Поэтому на реконструкциях окраска просто приближена к таковой у современных животных. Также учитывается среда обитания, необходимость маскироваться, или наоборот, возможность демонстративного поведения. То есть, даже окраска, о которой мало что известно, создается не просто так, а с каким-то обоснованием.

Занятный факт: изображение тирекса-альбиноса более реалистичное, чем тирекса с серой или зеленой шкурой. Потому что цвет шкуры его неизвестен, а вот альбинизм распространен повсеместно.

Подведение итогов

Пока что мы говорили исключительно о внешности животных, однако возможности палеонтологии и смежных дисциплин далеко выходят за эти пределы.

Современные технологии позволяют «оживить» компьютерную модель, используя параметры самих окаменелостей. Длина шага, скорость передвижения, подвижность плавников или лап, сила укуса – все это можно рассчитать и перевести в яркий трехмерный образ живого существа. Не нравится компьютерная модель? Мехатроника позволяет воплотить ее вживую с помощью 3D-печати, пластика, металла и электроприводов.
Можно заставить кусаться челюсти тираннозавра, и поднять кетцалькоатля в небо чтобы проверить его летные характеристики.

Реконструировать поведение вымерших животных – задача невероятно сложная. В этом палеонтологи опираются не только на строение тела и особенности локомоции. Томография позволяет заглянуть в череп животного и исследовать строение мозга. Так, российские палеонтологи, исследовавшие мозг биссектипельты (Bissektipelta), выяснили, что этот анкилозавр имел великолепное обоняние, не сильно уступая в этом тираннозавру. Понимание роли запахов в мире динозавров усложняет представления об их взаимодействии друг с другом.

Цепочки следов, кладки яиц, совместные захоронения остатков разновозрастных животных, травмы и скорость роста помогают воссоздать социальные отношения и делать выводы о заботе потомства.

А ведь есть еще окружающая среда – ландшафт, растительность, климат. Геология позволяет понять, где проходила береговая линия древнего моря, какой высоты были горы, как располагались русла рек. Исходя из положения материков можно создавать модели морских течений и движение воздушных масс, что дает представление о климате древней эпохи и даже позволяет вычислить сезонные колебания температуры.
Поэтому динозавры на покрытых снегом равнинах Чукотки или Аляски – не безумная прихоть художника, а представление конкретных находок за полярным кругом, обобщенное с данными о метаболизме животных и климате местности.

В качестве итога можно сказать следующее: возможности палеонтологии не безграничны. С одной стороны всё упирается в наличие окаменелостей и их сохранность, с другой – в совершенство методов. Радует то, что методы постоянно обновляются и возникают новые способы извлечь информацию из окаменелостей. Сам объем окаменелого (и не только) материала постоянно растет, чему способствует в том числе и любительская палеонтология.

Задача палеохудожника визуализировать научные данные, сделать их понятными, доступными и популярными. И чтобы результат получился достоверным, важно не додумывать за палеонтологов лишние детали. 

P.S.: А что же книга Даррена Нейша «Все минувшие дни», стоит ли ее читать? Безусловно, да. Критический взгляд никому никогда не мешал. А описание каждого животного из книги можно превратить в занимательную задачу: как бы вы сами реконструировали внешность и какими бы методами воспользовались?